ОТ АВТОРА

Заброшенные и полуразрушенные храмы — печальная достопримеча­тельность множества российских городов и сел. Но для Сахалина и Ку­рильских островов эти картины не типичны по той простой причине, что здесь вообще ни одного храма не сохранилось. Лишь несколько старых фотографий сахалинских церквей второй половины XIX — начала XX ве­ков могут служить иллюстрацией того, что когда-то православие играло заметную роль в жизни населения острова.

Между тем, Сахалин и Курильские острова, составляющие ныне еди­ную Сахалинскую область, имели в прошлом богатейшую, можно ска­зать, уникальную религиозную историю. С древнейших времен и до се­редины текущего столетия у аборигенного населения: айнов, нивхов, ороков и других малочисленных народностей — существовали, а в отдельных случаях и по сей день сохраняются ранние формы культовых отношений —"шаманизм, анимизм, культ предков и т. д. В XIX и XX веках здесь действовали христианские, буддийские, синтоистские, мусульманские, иудаистские общины и существовали их храмы. В свою оче­редь христианство на Сахалине было представлено не только тремя главными направлениями этого вероучения — православие, католицизм и протестантизм, — но и их разновидностями — старообрядчество, лютеранство, баптизм, пресвитерианство, адвентизм, иеговизм и т. д. В послед­нее время в Сахалинской области появляются общины и объединения но­вых религиозных направлений, например, последователей веры Бахай.

Такое необычайное богатое содержание различных религиозных форм на сравнительно небольшой территории островов имеет свое объяснение. Это связано с особенностями географического положения и политической истории Сахалина и Курильских островов, влиявшими на формирование населения в отдельные исторические периоды. Думается, столь важная и интересная проблема, как появление и существование в условиях Саха­лина и Курил различных религий, еще привлечет к себе внимание ученых разных специальностей — историков, философов, этнографов, богословов, социологов.

Что же касается целей предлагаемой работы, то она более скромная — дать краткий очерк деятельности Русской Православной Церкви на Сахалине и Курильских островах. До настоящего времени эта тема ос­тается практически вне поля зрения авторов исторических исследований, хотя в путевых заметках и мемуарах отечественных путешественников, посещавших Сахалин и Курилы в XIX — начале XX вско.в, встречается не мало упоминаний и содержательных наблюдений о деятельности Право­славной Церкви, которую они оценивали, как правило, положительно. Интересные материалы по этой теме имеются в книгах и статьях С.П.Крашенинникова, В.М.Головкина, Г.И.Невельского, В.А.Римского-Корсакова, И.А.Гончарова, Н.В.Буссе, А.С.Полонского, Ф.М.Августиновича, А.П.Чехова, И.П.Миролюбова (Ювачева), епископа Сергия (С. Тихомирова) и ряда других авторов.

Но даже в обобщенном виде эти материалы дают довольно фрагмен­тарную картину деятельности русского православного духовенства на ост­ровах. Восполнить имеющиеся пробелы позволили архивные документы. Но и здесь пришлось столкнуться с определенными сложностями. Дело в том, что архивов сахалинских и курильских церквей, как таковых, не сохранилось. По имеющимся отрывочным сведениям, в свое время в го­роде Александровске-Сахалинском был довольно богатый церковный ар­хив, но в середине 30-х годов он оказался уничтоженным.

Сохранились только церковные метрические книги за период с 1869 по 1925 год. Большая их часть, насчитывающая 201 единицу хранения за 1869—1917 годы, находится в Государственном архиве Сахалинской области. Они поступили в архив из областного бюро ЗАГСа, где еще ос­тается несколько метрических книг за 1918—1925 годы. Эти материалы содержат актовые записи (рождение, бракосочетание, смерть) и могут служить ценным источником в плане демографических, историко-биографических и генеалогических изысканий. Некоторые сведения из метричес­ких книг, в частности,записи о крещении, позволяют проследить характер миссионерской деятельности сахалинских священников. Но цельного пред­ставления о роли Российской церкви в освоении Сахалина и Курил, ее влиянии на духовную жизнь населения, развитие просвещения и культуры эти материалы, конечно же, не дают. Поэтому в работе использованы документы из фондов «светских» учреждений, имеющие отношение к рас­сматриваемой проблеме. Главным образом, это фонды органов власти дореволюционного и советского периодов, находящиеся в Российском государственном историческом архиве Дальнего Востока (г.Томск), Госу­дарственном архиве Сахалинской области, Сахалинском центре докумен­тации новейшей истории, некоторых других архивах.

Иллюстрации в книге (графические рисунки) выполнены художником Л.К.Волкостреловой с фотографий, хранящихся в фондах Сахалинского областного краеведческого музея.

В заключение считаю своим долгом выразить искреннюю признатель­ность работникам сахалинских архивов М С. Высокову, Г.И.Дударец, В.Л.Подпечникову, Сахалинского областного краеведческого музея В.М.Латышеву, К.Я.Черпаковой, И.А.Цупенковой, Т.М.Лапшиной, а также иеромонаху Ионафану, исполнительному директору Сахалинско­го фонда культуры Г.Г.Песачимскому и другим за помощь, ценные советы и замечания, высказанные при подготовке рукописи.


Глава I.

Россия — страна церквей. Так иногда называли ее иностранцы в прежние века. И впрямь: в каждом сельце — часов­ня, в деревне побольше — храм, а уж в городах непременно соборы, целые созвездия куполов. А еще и монастыри... Православие неотделимо от российской истории, и, наоборот, нельзя представить прошлое России без православия.

Благодаря введению христианства, Киевская Русь около тысячи лет назад как равная вошла в семью европейских христианских государств, заявив о себе как о стране, слав­ной не только ратной доблестью княжеских дружин, но и высокоразвитой духовной и материальной культурой.

С присоединением Сибири в XVII веке Московское царст­во стало многонациональной державой. На необъятные просторы северной Азии, от Урала до берегов Тихого океана, пришел «третий Рим» — могучее православное государство, претендовавшее заменить собой Византийскую империю, рухнувшую под ударами турецких завоевателей. Вместе с русскими землепроходцами пришло на северо-восток азиатского континента и православие — основа духовной жизни россиян той эпохи.

Замерзая в студеные зимы, утопая в болотах, погибая в бесчисленных стычках с туземцами, шли на восток, помечая свой путь могилами с простенькими крестами, люди отваж­ные, не признававшие жизни в холопстве. Шел простой люд в поисках воли, счастья и богатства. Не случайно одним из первых местночтимых православными сибиряками подвижников благочестия стал Василий блаженный, страдалец Мангазейский. По преданию, при жизни это был обычный юно­ша, сын купца из Ярославля. В 1602 году, оказавшись по ложному обвинению в «пытошной» мангазейского воеводы, он погиб от истязаний. Спустя полвека сибиряки начали на­зывать мучеником невинного страдальца, почитая его в лике святых, «по испытываемой на себе благодатной его помо­щи» (1).

Абсолютное большинство землепроходцев, как и блажен­ный Василий Мангазейский, вообще не вернулось к родным очагам из краев диких и дальних, ставших для одних местом последнего успокоения, а для других — вновь обретенной родиной. Оценивая историческое значение этого процесса, выдающийся отечественный историк прошлого века С. М. Соловьев писал о распространении славянского населения на восток, как о «главном явлении нашей истории» (2). Рассматривая Россию как страну непременно колонизирующу­юся, он считал деятельность подвижников — основателей монастырей и проповедников православного христианства — одним из потоков этой внутренней колонизации.

Напомним, что с 1589 года в России было учреждено пат­риаршество, то есть автокефалия Русской Православной Церкви получила законченное выражение. Страна делилась на несколько епархий, которых в конце XVII столетия насчитывалось 24. Наиболее внушительной по территории яв­лялась вновь образованная Сибирская епархия, с центром в Тобольске, возглавляемая архиепископом, а позже митропо­литом. Историки полагают, что на рубеже XVII—XVIII веков в России насчитывалось до 15 тысяч церквей-приходов и свыше 600 больших и малых монастырей (3).

Начало христианизации народов Сибири и Дальнего Вос­тока хронологически совпало с крупными событиями в истории православия, оказавшими влияние на его дальнейшую судьбу в России. Патриотическая роль Церкви, приложившей немало усилий для спасения России и монархии в «Смутное время», хорошо известна. Но монархия, едва возродившись после катастрофы, начала планомерное наступление на Цер­ковь. Царь. Алексей Михайлович низложил патриарха Нико­на. Его сын Петр I, упразднив патриаршество, создал сино­дальную систему. Екатерина II формально объявила себя «главой Церкви». В дальнейшем самодержавие, прикрыва­ясь своими сакральными привилегиями, постоянно и грубо вмешивалось в церковные дела, даже в вероучительные и богословские вопросы православия. Не случайно историки Русской Православной Церкви расценивают «синодальный период» как тяжкий и застойный (4). Разумеется, подобная политика не могла полностью парализовать внутреннюю жизнь Церкви. И в «синодальный период» она имела вели­ких святых и подвижников, иерархов и богословов.

На присоединенных землях Сибири и Дальнего Востока первыми распространителями православия были сами русские первопроходцы — казаки и промышленные люди. Пo некоторым данным, в Ленский острог, построенный П.Беке­товым в 1632 году, были посланы священники из Казани. Тог­да же здесь началось строительство первых церквей.

О том, что распространение православия шло рука об ру­ку с географическими открытиями россиян свидетельствует, например, отписка томского воеводы князя О. И. Щербатого царю Алексею Михайловичу, составленная в сентябре 1645 года. Исследователям истории Сахалина хорошо знаком этот документ, содержащий «расспросные речи» казаков И. Ю. Москвитина и Д. Е. Копылова о походе на реку Улью и плавания по Охотскому морю в 1639—1640 годах. Истори­ки давно спорят о том, достиг ли Москвитин устья Амура и Сахалина в 1640 году или нет.

По необходимо подчеркнуть еще одну особенность доку­мента. Он составлялся с целью обратить внимание московского правительства на открытые казаками «землицы». Вое­вода предлагал план нового крупного похода к устью Амура для поисков «серебряной горы» и для того, чтобы тамошних жителей «под государеву высокую руку привесть». Называя состав будущей экспедиции, князь О.И.Щербатый писал: «Да жаловал бы государь четырех попов для ради смертно­го часу, да мастеров, хто тое серебеную руду знал...» (5). По существу речь шла о снаряжении на Нижний Амур целой духовной миссии, в составе военно-промышленной экспеди­ции. К сожалению, этот проект не получил поддержки. В си­лу ряда исторических причин христианизация населения Приамурья и Сахалина началась лишь два столетия спустя, в середине XIX века, после окончательного включения этих территорий в состав России.

В 40-е годы XVII века, когда казаки достигли Тихого океана, Ленский острог, давший начало городу Якутску, сделался центром миссионерства в Северо-Восточной Сибири. В 1646—1649 годах было крещено 119 якутов и других «ино­верцев». В 1652 году служилый человек Семен Епишев от­правил из Охотского острожка в Якутск «тунгуские две бабы» для крещения (6).

Следует отметить, что правительство запрещало насильственное крещение аборигенов, и распространение христиан­ства происходило по мере создания для этого благоприятных условий. В начале XVIII века расширились экономические, культурные связи и непосредственное общение между русски­ми и коренными народностями. Увеличилось число духовен­ства и укрепилась материальная база православия в Восточ­ной Сибири. В 1707 году здесь функционировало 40 церквей. Все это создавало предпосылки для массовой христианиза­ции коренного населения. Новую политику взялся энергично осуществлять сибирский митрополит Филофей Лещинский (7). Активная деятельность тобольских митрополитов охваты­вала всю Сибирь, Якутию и достигала берегов Тихого океа­на. После похода казаков В.Атласова в 1697—1699 годах, Камчатский полуостров становится своеобразным плацдар­мом распространения православия среди племен населяю­щих Дальний Восток, Курильские, Алеутские острова и Аляску.

Мы не располагаем точными сведениями о первых попыт­ках христианизации айнов, населявших в тот период юг Камчатки и Курильские острова. Но вполне очевидно, что такие попытки имели место еще в первой трети XVIII века. В 1705 году на Камчатку был отправлен миссионером архимандрит Мартиан. Весной 1711 года он находился в отряде казаков Д. Анциферова в Большерецком острожке, при отражении нападения камчадалов и курилов (8). Как известно, после этого последовал первый поход казаков, возглавляемых Д.Анциферовым и И.Козыревским, на остров Шумшу. В последующие двадцать лет православие довольно широко распространилось среди аборигенов Камчатки и северных островов Большой Курильской гряды.

Одним из проповедников православия на открытых зем­лях стал первооткрыватель и исследователь Курильских островов Иван Петрович Козыревский. Публикуя в академиче­ском календаре на 1732 год сообщение о Камчатке, историк Г. Ф. Миллер писал: «Прежде сего у тамошних жителей ни­какие веры не было. Но за двадцать лет по велению его им­ператорского величества построены там и российские церкви и школы, которые надежду подают и сей народ от времени до времени из их заблуждения выведен будет. Монах Игна­тий Козыревский, который при первой экспедиции Володимера Атласова еще бельцом был и с того времени в сей зем­ле лет с двадцать жил, в сем деле не малое вспоможение учинил, такожде по многому прошению бедных, неимущих, старых, больных, раненых и иных от службы оставленных людей при реке Камчатке на пустом месте церковь с преде­лом и монастырь на свое собственное иждевение построил, в котором он потом сам постригся и Игнатием назван» (9).

Ученые указывают разные причины, по которым казачий есаул Козыревский ушел в монашество. По сведениям, которые приводит известный географ А. В. Ефимов, возвращаясь из похода на Курилы, Козыревский вывез пожитков («ясачную казну») на несколько тысяч рублей. Но камчат­ский приказчик Петриловский эти пожитки у него «вымучил», то есть — отнял, а самого Козыревского принудил в 1716 году постричься в монахи (10).

Иначе трактует эти же события историк Б. П. Полевой, по его мнению, Козыревский постригся в монахи в 1717 го­ду, когда ему стал грозить суд и кара за соучастие в убийстве атамана В. Атласова с приказчиками О. Липиным и П. Чириковым, во время казачьего бунта, случившегося шес­тью годами ранее. Причиной бунта послужили необуздан­ный нрав и страшная жестокость «камчатского Ермака» по отношению к своим товарищам-казакам. Грех этого убийст­ва довлел над Козыревским всю оставшуюся жизнь, и в ко­нечном итоге привел к его гибели в застенках Преображен­ского приказа 2 декабря 1734 года (11).

Версия Б.П.Полевого, основанная на документах сохра­нившегося архивного «дела монаха-растриги Козыревского», видимо, ближе к истине. Хотя утверждение о том, что он принял монашество не по своей воле вызывает некоторые-сомнения. Во-первых, монашество не спасало от уголовного наказания. Во-вторых, "случаи насильственного пострижения в Русской Православной Церкви были крайне редки. И, ду­мается, не только страх перед десницей закона побудил Козыревского, одев клобук и рясу, стать «иноком Игнатием». Было в этом, наверное, и раскаяние, и стремление помочь своим товарищам, укрепить их дух и веру. Ведь казаки поч­ти постоянно находились в длительных походах, которые к старости лет кроме ран, болезней и увечий, редко приноси­ли благополучие. Вера нужна была этим людям как духов­ная опора в борьбе с суровой природой, как щит в бесконеч­ных кровавых столкновениях с «немирными» туземцами, как залог будущей удачи.

Монастырь, основанный Иваном Козыревским, являлся пустынью старейшего в Восточной Сибири Якутского Спасского монастыря, построенного по инициативе служилых людей в 1663 году. Монастырь этот считался «центром благо­честия и христианского просвещения» на восточных окраинах империи.

В 1731 году, во время «главного камчатского бунта», пус­тынь на реке Камчатке была сожжена восставшими туземцами. Но в последующем, по свидетельству С. П. Крашенин­никова, ее восстановили на прежнем месте. В конце 30-х го­дов XVIII века на Камчатке действовало 5 православных церквей. Старейшей из них считалась церковь Успения Божьей Матери в Нижне-Камчатском остроге, первая в будущей Камчатской епархии, в которую вошли Курильские острова, а позднее и Сахалин.

Камчатские храмы — подлинная колыбель православия на тихоокеанском побережье России и в Русской Америке. В них получали благословение на походы «встречь солнцу» русские мореходы и промышленники. Отправляясь на Куриль­ские или Алеутские острова «для промыслу» или «прииску новых неясачных людей» для государевой казны, они несли на эти земли свой хозяйственно-бытовой уклад жизни, осно­ванный па традициях и обычаях православной веры.

Оторванность Дальнего Востока от религиозно-право­славных центров все более ощущалась по мере заселения и освоения края. Однако образование отдельной епархии в Восточной Сибири долгое время затягивалось. Только в 1727 году в Иркутске открылась самостоятельная епархия, в ве­дение которой отошли церкви Якутии и Дальнего Востока. Усмирив восстание 1731 года, правительство проводило более гибкую политику в отношении аборигенов Камчатки и Курильских островов. В частности, принявших правосла­вие или «новокрещенных», как их тогда называли, на 10 лет освобождали от уплаты ясака. «Для увеличения количества принявших православие, — писал С. П. Крашенинников, — почти во всех острогах имеются учителя и безо всякой платы обучаются дети как казаков, так и камчадалов. Христианст­во распространилось теперь к северу до коряков, а на юге до Третьего Курильского острова...» (12). Третьим островом в ту пору назывался обычно остров Ширинки (Сиринки), ны­не — остров Анциферова, в составе Большой Курильской гряды. В некоторых источниках XVIII века «Третьим» — на­зывался остров Онекотан.

Айны или «курильцы», населявшие Северные Курилы, наи­более тесно соприкасались с русскими промышленниками и казаками с Камчатки. Приняв православие, они носили русские имена и фамилии, некоторые из них знали русский язык. В 1747 году «новокрещенные» курильцы с островов Шумшу и Парамушир, которых насчитывалось более двухсот человек через своего тоена Сторожева обратились в православную Миссию на Камчатке с прошением прислать священника «для утверждения их в новой вере». Камчатский архимандрит не дал им священника, «по неимению свободного», но в мае 1749 года он отправил к ним в качестве учителя отставного казака Шергина, изъявившего желание «быть неотлучно при обучении курильских отроков». Шергин учредил на острове Шумшу школу, просуществовавшую до 1785 года и в котор­ой постоянно обучалось не менее 15 мальчиков-айнов с Шумшу и Парамушира.

Как вскоре выяснилось, первый учитель курильских туземцев не отличался особенным благочестием. И поскольку «при исполнении богоугодного дела он не пренебрегал и собственными житейскими выгодами», то по жалобам айнов его сменили в 1752 году казаком Бережным. Тот оказался еще ленивее Шергина, и через три года учителем на Шумшу «по желанию самих курильцев» назначили казака Рожнова (13). Тогда же, по одним данным в 1756, а по другим — в 1757 году, купеческим приказчиком Семеном Кузьмичем Ломом на Шумшу была построена небольшая церковь — часовня в честь Св. Николая Чудотворца. Этот святой особенно почитался на Дальнем Востоке, как заступник всех мореходцев и путешественников.* Поводом к строительству часовни по­служили успехи в пушном промысле, который вел С. К. Лом ни острове в течение нескольких лет. В этой часовне и по­мещалась с тех пор айнская школа, которая прежде очень бедствовала «по недостатку приличного помещения». После Рожнова в наставники стали поступать выучившиеся в шко­ле курильцы. Первым из них был крещенный айн по фамилии Причин, и от него уже потом звание учителя постоянно пере­ходило к выучившимся грамоте курильцам. По словам исто­рика А. С. Полонского, церковь Св. Николая составляла «замечательность о. Шумшу», потому что «угодник был в осо­бенном уважении у промышленных, посещавших 1-й остров, и часовня оставалась в исправности еще в 1830-х годах» (14).

__________________________________________

* По сведениям, которые сообщает С. П. Крашенинников, в те годы церкви во имя Николая Чудотворца были также в Большерецком и Верх­не-Камчатском острогах. Нижне-Камчатская церковь Успения Пресвятой Богородицы имела предел Св. Николая Чудотворца.

________________________________________________

Предпринимались попытки распространить христианство и на «мохнатых курильцев» — айнов Южных Курил, находившихся в японской зависимости. Об одной из них поведал В.М.Головкину его переводчик крещенный курилец


Алек­сей, живший на острове Расшуа. Оказавшись в 1811 году вместе с русскими моряками со шлюпа «Диана» в японском плену, Алексей рассказал, что лет за десять перед тем кам­чатский священник посылал несколько айнов с Расшуа «на занимаемый японцами остров Итуруп для обращения живу­щих там мохнатых курильцев в христианскую веру, или, по словам Алексея, «учить ихная люди наша закон». Посланцев священник снабдил медными образами и молитвенниками, велев «показывать их мохнатым, уверяя их, что это русский бог и что если они станут носить его на шее, то долго будут жить на земле и счастливо, больны никогда не будут, да и на том свете им будет хорошо. А за каждый образ и за каж­дую молитву брать у мохнатых по лисице, а если можно, то и более».

На Итурупе японцы схватили «проповедников» и, отобрав образа, заключили их под стражу. Ночью им удалось бежать и, скрывшись от погони, убраться восвояси. В итоге корыс­толюбивый батюшка из Петропавловска остался и без ли­сиц, и без итурупской паствы. В.М.Головкина эта история повергла в смятение, ибо он знал об отношении японцев к исповедованию христианства. В своих записках он писал: «...Как могли мы их (японцев — А. К.) уверить, что ничего не значащий, необразованный, безграмотный поп дерзнул в поношение христианской религии отправить... ради своей ко­рысти образа и молитвы как какой-нибудь товар?» (15).

Набеги подобных «миссионеров» на Южные Курилы не только омрачали отношения с японцами и айнами, но и яви­лись прямым нарушением тогдашних российских законов. Ведь еще указом Екатерины II от 30 апреля 1779 года предписывалось: «Приведенных в подданство на дальних остро­вах мохнатых курильцев оставить свободными и никакого сбору с них не требовать, да и впредь обитающих тамо на­родов к тому не принуждать» (16).

К сожалению, поборы с туземцев под видом проповедни­чества были, видимо, не редкостью. Во всяком случае, по словам В. М. Головкина, камчатских священников айны очень боялись, говоря, что «если и худого ничего курильцы не сделают, то посещение духовных бывает для них убыточно».

Даже спустя сто лет после появления на Курилах россиян, принесенная ими христианская вера оставалась для местных айнов непонятной и чужой, из которой они восприняли лишь отдельные внешние атрибуты. В. М. Головнин, посетив острова в 1811 году, заметил по этому поводу: «Наши куриль­ни все вообще держатся старинных своих обычаев и веры, но перед русскими претворяются, что они христиане, носят ни шее кресты и образа и молятся богу по нашему, а потому, если кто из русских любопытствует знать их обряды и образ жизни, то они всегда отзываются незнанием...» (17).

Таким образом, едва ли можно преувеличивать роль Православной Церкви в жизни курильских аборигенов, но не стоит ее и принижать. Влияние это существовало и служило в основном внешнеполитическим целям Российской империи. Конечно, огромное значение имели личность самого миссионера и, выражаясь современным языком, его нравственный облик. К счастью, в этом деле всегда были и настоящие под­вижники, распространители культуры и духовности.

Несмотря ни на что, очаг православия на Курильских ост­ровах, возникший в первой половине XVIII столетия, с тех пор никогда не угасал. Позднее церковь в бухте Майрупо (ныне залив Байкова) на Шумшу была построена на средства Российско-Американской компании, расположившей здесь свою факторию. Сведения о ее существовании мы находим в записках известного мореплавателя В.А.Римского-Корсакова, заходившего в бухту Майрупо на шхуне «Восток» в сен­тябре 1854 года. Посещение фактории и здешней церкви произвело на него, видимо, хорошее впечатление. Позднее он писал: «Избы, церковь и пакгауз привезены из Ситхи* и достроен выкидником еловым и тополевым, которого туда приносится морем немалое количество, без сомнения, с кам­чатского берега. Церковь хоть куда: изобильно украшена утварью и может поместить до 50 человек. Священника в ту пору не было, и Форсман (управляющий факторией — А. К.) по воскресеньям сам читал молитвы прихожанам» (18).

________________________________

* Ситха — селение Российско-Американской компании на о. Кадьяк.

____________________________________

О русских первооткрывателях Сахалина и Курильских островов написано немало. И это освобождает нас от необходимости объяснять читателям, что палубы российских парусников населяли отнюдь не кроткие агнцы. Их характеры ковала героическая и беспощадная эпоха, каждодневное противоборство слепой стихии и превратностям фортуны. Но было бы ошибкой полагать, что эти люди не верили ни во что святое. На этом стоит остановиться чуть подробнее, пос­кольку такой упрощенный подход иногда, увы, сквозит в оценках отдельных авторов при жизнеописании того или ино­го исторического персонажа. Еще чаще тема религиозных убеждений конкретных исторических лиц, как не совсем «удобная», попросту обходится в работах наших историков. Между тем множество исторических фактов и документов свидетельствуют о глубокой приверженности русских земле­проходцев и мореплавателей принципам и традициям право­славной веры. Как своеобразный символ этой веры — наз­вания самих русских кораблей в XVIII—XIX веках. Вчитай­тесь в старые хроники: от Охотска до Калифорнии и от уг­рюмого «чукотского носу» до берегов экзотической Японии бороздила просторы тихоокеанских морей «святая флотилия» российских галеотов, шлюпов, пакетботов, гукоров, бригантин, фрегатов, корветов, шхун.

Вот имена гражданских и военных кораблей, взятые поч­ти наугад и только из числа тех, что в разные годы второй половины XVIII — начала XIX веков потерпели крушение или погибли в Охотском море, у берегов Камчатки, Курил и Сахалина: «Св. Иоанн» (1753), «Св. Петр» (1755), «Св. Па­вел» (1766, командир штурман Дудин 2-й), «Св. Екатерина» (1766), «Св. Павел» (1766, командир капитан-лейтенант Левашев), «Св. Гавриил» (1766), «Св. Захария» (1766), «Ар­хангел Михаил» (1772), «Св. Адриан» (1773), «Св. Павел» (1774, владелец купец Осокин), «Св. Николай» (1775), «Св. Наталия» (1780), «Св. Надежда Благополучия» (1782), «Св. Николай» (1806, командир штурман В. Кожевин), «Св. Па­вел» (1822, командир штурман Н. Курицын) и многие дру­гие (19).

Промысловые «вояжи» купеческих судов на Курильские или Алеутские острова были делом хотя и опасным, но в об­щем-то будничным, и поэтому команда на них обходилась без священника. Лишь в крупные экспедиции, снаряжаемые на средства правительства, назначались иногда священнослужители. Известно, например, что в 1739 году в отряде капитана М.П.Шпанберга, плававшего к берегам Японии и Южных Курил, находился священник Анисим Аврамов (20).

Но в описаниях морских путешествий россиян имена свя­щенников остаются обычно в тени. Наверное, это не совсем справедливо, поскольку корабельные священники, скромно исполнявшие свой долг, являлись полноправными членами экипажей. От них так же, как от строевых офицеров и судоврачей, зависело «душевное и физическое здравие» команды, а следовательно, и успех плавания.

Из кругосветных путешествий, связанных с Сахалином, можно привести в качестве примера историю плавания фрегата «Паллада» в 1852—1854 годах. Экспедиция отправлялась с важной дипломатической миссией, она должна была доставить в Японию посольство во главе с адмиралом Е. В. Путятиным. Синод и Морское ведомство тщательно отнеслись к подбору кандидатуры священника для этого плавания. Им оказался отец Аввакум — архимандрит из Александро-Невской лавры в Санкт-Петербурге.

Выбор на него пал не случайно. В течение десяти лет, с 1830 по 1840 год, отец Аввакум находился в составе русской православной миссии в Пекине, где прекрасно изучил китайский язык. Впоследствии он снова был в Китае, составил «Каталог книгам, рукописям и картам на китайском, маньчжурском, монгольском, тибетском и санскритском языках библиотеки Азиатского департамента», изданный в 1843 году. Его обширные познания востоковеда сослужили экипажу «Паллады» добрую службу при посещении Сингапура, Гонконга, Шанхая и других китайских портов. В записках писателя П.Л.Гончарова о кругосветном плавании фрегата «Паллада» перед читателем предстает весьма колоритная фигура отца Аввакума, человека образованного и мужественного, обладающего удивительной невозмутимостью перед лицом любых невзгод и опасностей.

На кораблях Сибирской флотилии, плававших в те годы у берегов Сахалина и Курил, священнослужителей не было, но церковная служба на них обязательно входила в ежеднев­ной распорядок и проводилась одним из членов экипажа (как правило, офицером). Вот, например, как описывает этот ритуал командир шхуны «Восток» В.А.Римский-Корсаков: «С утра, как команда встанет, моют палубу добела с каменьями и песком, все медные и железные вещи очищают досветла, и наконец, команда одевается в порядочное платье, да сам я и офицеры надевают эполеты получше. К десяти часам, когда все готово, у образа с палубы зажигают огонь, поднимается над кормой флаг, который обыкновенно в открытом море не носится. Все собираются к молитве. Прихожу и я. Один из офицеров начинает читать. Молитвы непродолжительны. Прочитывается несколько псалмов, несколько молитв из воскресных часов, очередные Апостол и Евангелие, «Отче наш», «Верую», «Достойно», «Аминь», но все это читается

гораздо приличнее, чем прочел бы дьячок» (21).

В середине XIX века Сахалин и Курильские острова, на­ряду с Русской Америкой, становятся своего рода рубежом православного мира в северной части Тихого океана. К это­му же периоду относится и начало распространения православия на Сахалине, который в силу ряда обстоятельств еще оставался зоной русско-японского соперничества.

21 сентября 1853 года — памятная дата сахалинской ис­тории. В этот день начальник Амурской экспедиции Г.И.Невельской основал на берегу залива Анива русский воен­ный пост Муравьевский. Это событие начальник поста май­ор Н. В. Буссе описывал так: «Матросы выстроились в две шеренги; и я, подняв флаг, встал перед ними. Скомандовав: шапки долой! Невельской приказал спеть молитву. Команда запела молитву «Отче наш», затем спели «Боже царя храни», раздалось русское ура, откликнувшееся на корабле, и Саха­лин сделался русским владением. Собравшиеся японцы и айны с удивлением смотрели на нас» (22).

Мы привели этот эпизод совсем не потому, что он кажет­ся в чем-то символичным. Скорее, дело в другом. Освящая пением молитвы занятие острова, русские моряки тем самым подчеркивали историческое значение этого акта. Это вполне осознавал и сам Геннадий Иванович Невельской, который к тому же был искренне верующим человеком.

Как известно, решительные действия Невельского в При­амурье и на Сахалине на начальном этапе работ Амурской экспедиции в 1850—1851 годах встречали некоторое сопро­тивление в определенных правительственных кругах. В ча­стности, Министерство иностранных дел, возглавляемое К. В. Нессельроде, опасаясь испортить отношения с Китаем, воз­ражало против занятия устья Амура. Учреждение здесь Ни­колаевского поста в 1850 году едва не обернулось для Не­вельского разжалованием в матросы. Следует отметить, что примерно такой же была в те годы и политика правительст­ва в отношении миссионерской деятельности среди гиляков (нивхов), проживавших в низовьях Амура и на Сахалине. В записках Н.В.Буссе, например, упоминается о том, что четырех гиляков, «по их желанию», крестил сам Г.И.Не­вельской. Очевидно, среди этих первых гиляков, принявших христианство, были двое проводников — Позвейн и Паткин, много помогавшие офицерам Амурской экспедиции во время их походов по Приамурью и Сахалину. Затем правительство запретило крестить гиляков, и, когда архиепископ Якутский и Камчатский Иннокентий предложил послать к гилякам миссионеpa, ему в этом было отказано. Вместо этого поступило указание: «Назначить священника для исполнения треб служащих в Амурской экспедиции». И тогда на Нижний Амур архиепископ Иннокентий направил своего сына — священника Гавриила Ивановича Вениаминова, — «дозволив ему помазать тех гиляков, которых окрестил Невельской» (23).

В Петровское зимовье, где располагалась штаб-квартира Амурской экспедиции, отец Гавриил прибыл в августе 1853 года со своей женой Екатериной Ивановной. Вместе с другими сотрудниками экспедиции и членами их семей они стойко переносили выпавшие на их долю трудности и лишения. Отец Гавриил стал одним из первых православных священ­ником, начавших свою деятельность на территории Приаму­рья и Сахалина, то есть на тех землях, которые в результате усилий Г. И. Невельского и его сподвижников удалось закрепить в составе России в 50-е годы XIX века.

В 1856 году, по представлению генерал-губернатора Вое­нном Сибири Н. Н. Муравьева, указом Синода отец Гавриил был возведен в сан протоиерея и награжден набедренником. Кроме того, он был «определен на должность благочинного при амурских церквах и миссии с утверждением в обязанность проповедовать слово Божие между туземцами, живущими вблизи города Николаевска, по рекам Аргуни и Буреи и другим, с наименованием старшего миссионера в Приамурском крае» (24).

Высоко оценивало деятельность Г.И.Вениаминова не только церковное начальство, но и правительство. В послужном списке протоиерея отца Гавриила есть запись о том, что «за со действие своими трудами и усердием в возвращении России Амурских владений сопричислен к ордену Св. Владимира 4-й степени» (25).

В связи с описываемыми событиями хотелось бы немного подробнее рассказать об уже упоминавшемся нами архиепископе Иннокентии Вениаминове (1797—1879). В обшир­ной исторической литературе, посвященной присоединению к России Приамурья, Приморья и Сахалина, о нем встречаются, как правило, лишь краткие упоминания. Между тем влияние этого крупного деятеля Русской Православной Церкви несомненно способствовало успешному исходу «великого Амурского дела». Будучи в 1850—I860 годах архиепископом Камчатским и Якутским, Вениаминов являлся не просто современником Н.Н.Муравьева-Амурского и Г.И.Невельского, но и был энергичным сторонником проводимых ими мероприятий. Уже в то время он пользовался огромным авторитетом, который заслужил своими трудами, являясь епис­копом Камчатским, Курильским и Алеутским, отдав к тому времени свыше 30 лет распространению православия на Дальнем Востоке и в Русской Америке.


Необычна судьба Иннокентия Вениаминова (в миру Иван Евсеевич Попов). Он родился 27 августа 1797 года в селе Ангинском на реке Лене, в семье сельского пономаря Евсея Попова. (Чуть уклонившись от нашей темы, отметим, что старинное сибирское село Анга подарило России трех выдающихся людей, оставивших, каждый по своему, глубо­кий след в истории отечественной науки и культуры. К числу знаменитых уроженцев Анги надо отнести также двух круп­ных ученых историков. Один из них, сын сельского дьячка Афанасий Прокопьевич Щапов (1830—1876), вошел в исто­риографию как первый крестьянский историк России, публи­цист-демократ, страстный борец против крепостничества. Второй — академик Алексей Павлович Окладников (1908— 1981), советский археолог, историк, этнограф, известный сво­ими трудами посвященными древнему прошлому Сибири и Дальнего Востока).

Окончив семинарию, Иван Попов по семинарской традиции получил новую, более «благозвучную» фамилию Вениаминов, в память о епископе Вениамине. Свою службу на церковном поприще Вениаминов начал в Иркутске, сначала диаконом, а затем священником Благовещенской церкви. В 1823 году по указу Синода он отправился на Алеутские острова, точнее, на о.Уналашку. На островах Русской Америки, основное на­селение которых состояло из русских промышленников, але­утов и креолов (рожденных от браков между русскими и ту­земцами), в полной мере раскрылась незаурядная натура от­ца Иннокентия. Талант проповедника-миссионера счастливо дополнялся его житейской и крестьянской опытностью, уме­ниями подлинного мастера на все руки.

На Уналашке Вениаминов выстроил силами алеутов, вме­сто старой небольшой часовни, оставшейся от одного из его предшественников (миссионера Макария), настоящую цер­ковь. (При этом было сэкономлено до 17 тысяч рублей). Предварительно Вениаминов обучил туземцев плотницкому, столярному, слесарному и кузнечному делу, а также выдел­ке кирпича и каменной кладке. Сам же миссионер выполнил наиболее сложные художественные работы: сделал престол, иконостас, позолоту иконостаса. И по сей день американцы - жители Уналашки — знают, что в 1825 году трудами отца Иннокентия была выстроена церковь Вознесения (26).

Другой стороной подвижнической деятельности Вениамина стали исследования по этнографии и языку алеутов и кадьянских эскимосов. В своих известных «Записках об островах Уналашкинского отдела» (Ч. 1—2. — СПб., 1840) он создал подлинную энциклопедию природы и жизни алеутов, их материальной и духовной культуры. О значении лингвистических исследований «бишопа» (епископа) Вениаминова восторженно отзывались многие ученые и в XIX, и в XX веках. Академик А. П. Окладников, в частности, отмечал, что Вениаминов своими исследованиями «помогал ученым выйти за круг привычных представлений, основанных на изучении норм и законов европейских языков... открывал дверь в непознанный мир языков американского, и не только американского континента» (27). Работа Вениаминова «Записки об островах Уналашкинского отдела» явилась одним из первых обобщающих исследований по географии и этнографии Русской Америки, не утратившей своего научного значения и по настоящее время (28).

Успешная проповедническая деятельность Вениаминова принесла ему широкую известность и не оставалась незаме­ченной Синодом. Простому иерею с далеких Алеутских островов оказывал внимание и покровительствовал во всех начинаниях сам митрополит Московский Филарет (Дроздов) — один из наиболее известных церковных деятелей XIX века. 29 ноября 1840 года протоиерей Иоанн Вениаминов был пострижен митрополитом Филаретом в монашество, с наречением ему имени Иннокентий, в честь святителя Иннокентия Иркутского*, а 30 ноября возведен в сан архимандрита. (К этому времени Вениаминов уже овдовел и окончательное решение о пострижении в монахи принял, узнав о смерти жены, которая умерла 24 ноября 1838 года). Одновременно с этим Святейший Синод решил учредить особую епископскую кафедру «Российско-Американских церквей». На новооткрытую кафедру был избран архимандрит Иннокентий (Вениаминов). 15 декабря 1840 года в Казан­ском соборе Санкт-Петербурга состоялось его посвящение в сан епископа Камчатского, Курильского и Алеутского. Местопребыванием нового епископа был назначен город Ново-Архангельск на острове Ситха — столица русских владений на Аляске и Алеутских островах (29).

_____________________________________________

* Св. Иннокентий первый в Сибири прославленный Российской церковью чудотворец. Епископ Иркутский Иннокентий — в миру Иван Кульчицкий (1680—1731). В 1721 г. по указу Петра I был направлен с православной миссией в Китай, но попасть туда не смог, из-за происков иезуитов. В последующие годы занимался миссионерством среди народов Сибири и Забайкалья.

________________________________________________



В 1843, 1846 и 1850 годах епископ Иннокентий совершил поездки по епархии, которая охватывала огромные территории — часть Якутии, охотское побережье, Камчатку, Чукот­ку, Аляску, Курильские, Командорские, Алеутские острова. Во время этих путешествий он не раз подвергался опаснос­тям и лишениям. Однажды корабль, на котором находился отец Иннокентий, едва избежал гибели на скалах у одного из Курильских островов.

В 1850 году, закончив очередное обозрение своей епархии, епископ Иннокентий представил Синоду обстоятельный отчет о своей десятилетней деятельности. За этот период в епар­хии прибавилось 8 новых церквей, а всего их насчитывалось 24 (в том числе 8 церквей в Русской Америке, 9 — на Кам­чатке и 7 — на материковской части Дальнего Востока). Кроме того, «по причине местных обстоятельств», почти все приходские священники в епархии имели подвижные анти­минсы для совершения литургий во время их путешествий по приходам. Во многих русских населенных пунктах были вы­строены молитвенные дома или часовни, которых в 1849 го­ду по епархии насчитывалось до 40, и на Камчатке таких ча­совен строилось около двух десятков (30).

Неоднократно епископ Иннокентий направлял миссионе­ров и на Курильские острова. В том же отчете он сообщал в Синод: «В прошлом 1849 году, был послан в Курильский отдел священник Никита Омофорский, для исправления обыкновенных треб; но и он также как и прежде посланные туда священники, мог быть только на острове Шумшу, и ви­дел курильцев почти тех же самых, которых видели его пред­шественники; а прочие, с их семействами, опять не имели возможности видеть священника. Нынешнего лета я намерен отправить в Курильский отдел священника (и отправлен) с тем, чтобы он остался там на зиму и постарался бы увидеть всех курильцев» (31).

Не оставлял своим вниманием Курилы отец Иннокентий и в последующие годы, когда ему пришлось переехать из Русской Америки на материк. Так, например, в начале 1859 года он отослал митрополиту Московскому Филарету письменное донесение, полученное от миссионера с Курильских островов. Биограф Вениаминова И. Барсуков, опубликовав этот документ, к сожалению, не указал имени этого миссионеpa, который в 1858 году «вторично был послан к курильцам». Но само донесение стоит того, чтобы привести его почти полностью. В нем миссионер сообщал: «Последнюю зиму я провел на острове Парамушире. Со мною на одном прибрежье зимовал, с несколькими курильскими семейства, курильский тоен, старец весьма почтенный и кроткий, знающий русскую грамоту и очень усердный к службе церковной. Во все время моего здесь пребывания он не пропустил ни одной службы церковной. В дни великих праздников, когда не было холодно и не было бурных метелей, у нас совершались литургии в полотняной церковной палатке, которая для защиты от ветра в свое время устанавливаема была между нанесенными снеговыми стенами, а снежный пол в церкви всегда устилался чистыми травяными церерами, или зелеными кедровыми ветками. Другие же церковные службы, по непрестанным затруднениям от зимнего времени, постоянно происходили в моей поместительной юрте.

В половине мая, во исполнение указа, мне данного, я переехал в курильской байдаре на Шумшу. На этом острове ведут оседлую жизнь несколько курильских семейств, часа на два хода от гавани Компанейской, при которой живет постоянно от Российско-Американской компании управляющий и при нем немного ситхинских креолов и кадьякских алеутов. Курильцы здешние понимают и говорят по-русски гораздо лучше всех своих единоземцев, но по образу жизни и характеру нимало не отличаются от прочих туземцев, и многие годы их сношений с разными народами не могли изменить их скрытного характера. Также и в религиозном отношении и по нравственности христианской они нисколько не превосходят многих полудиких своих собратий» (32).

Столь неутешительная, казалось бы, оценка многолетних усилий миссионеров по распространению православия среди курильскнх айнов еще не означает, что эта деятельность была совершенно бесплодной. Во-первых, элементы просвещения и цивилизации так или иначе давали себя знать в жизни аборигенного населения. Во-вторых, главный итог миссионерской деятельности состоял не только в численности формально принявших христианство и даже не в том, насколько глубоко воспринимали постулаты христианской веры сами туземцы на той же Аляске, Алеутских или Курильских островах. Прежде всего миссионерство позволяло ненасильствен­ными методами, практически без значительных военных расходов, поддерживать русское влияние на необъятных терри­ториях восточных окраин страны и в течение столетий довольно прочно удерживать эти пограничные земли в составе Российской империи.

За многолетнюю и успешную миссионерскую деятельность указом Синода от 21 апреля 1850 года отец Иннокентий был возведен в сан архиепископа. В 1853 году к Камчатской епар­хии присоединили Якутскую область, и в сентябре следующего года владыка переехал на постоянное жительство в Якутск. Но и на новом месте он много путешествовал по епархии, уделяя большое внимание переводам на якутский язык священных и богослужебных книг.

Являясь высшим церковным иерархом на востоке Рос­сии, отец Иннокентий не отрывался от реальностей жизни и насущных проблем освоения края. При его участии и под­держке был заложен новый Аянский порт и началось строительство Аянского тракта, соединившего побережье Охотско­го моря с Якутском. В эти годы на Дальнем Востоке проис­ходили важные события, связанные с деятельностью Амурской экспедиции под руководством Г.И.Невельского. Его дейст­вия по исследованию и присоединению к России Приамурья и Сахалина встречали неизменную поддержку и одобрение архиепископа Иннокентия.

Наблюдая упорную борьбу европейских государств и США за свое влияние на Дальнем Востоке, он тонко чувствовал всю сложность политической ситуации того периода и смот­рел далеко вперед. «Лишь только мы оставим Амур, — пи­сал Вениаминов, — то или американцы, или англичане не­медленно завладеют им, и уж не будут так вежливы с сосе­дями нашими: они как раз и самим айгунцам покажут место за горами (лежащими вдали от берегов Амура), а потом, пожалуй, и подалее...» (33).

О значении, которое придавал Вениаминов успешному ре­шению «амурского вопроса», говорит и тот факт, что в 1857 году Синод принял его предложение о перенесении кафедры из Якутска на Амур и об учреждении викариатства в Ситхе и Якутске. К этому времени в Якутско-Камчатской епархии насчитывалось уже свыше 70 церквей и около 130 часовен, или православных молитвенных домов. Только в 1859 году в Приамурье, где быстрыми темпами шло создание русских селений, открылось 5 новых приходов и начато было строи­тельство 6 церквей.

В 1858 году Вениаминов отправился в поездку по Амуру до Николаевска, во время которой он освятил несколько новых храмов, проповедовал православие среди местных тузем­цев. В 1861 —1862 годах он совершил новое путешествие по Амуру и Уссури, а затем посетил Японию и побывал на Камчатке. В эти годы архиепископ, очевидно, несколько раз по­бывал и на Сахалине. Причем одно из его посещений поста Дуэ в 1861 году оказалось связано с весьма драматическими обстоятельствами, о которых будет рассказано подробно в следующей главе. С сентября 1862 года архиепископ Инно­кентий окончательно обосновался в городе Благовещенске, где с неоскудевающей энергией продолжил свою миссионер­скую и просветительскую деятельность (34).

Следует отметить, что название города Благовещенска, возникшего на месте Усть-Зейской станицы, основанной в 1856 году, также связано с деятельностью Вениаминова. В 1858 году, во время пребывания вместе с генерал-губернатором Н. Н. Муравьевым в Приамурье, он заложил в станице Усть-Зейской храм Благовещения, в ознаменование чего станица была переименована в Благовещенскую. Память о са­мом Вениаминове увековечена в нескольких географических названиях. Среди них — село Иннокентьевка, Иннокентьевский сосновый бор в Архаринском районе Амурской области и ряд других наименований (35).

Все выше поднимался Вениаминов по церковно-иерархической лестнице. В 1868 году он был возведен в сан митро­полита Московского и Коломенского, и последние годы жиз­ни провел в Москве.

Широкую известность получила научная и литературная деятельность преосвященного Иннокентия. Одним из самых замечательных сочинений, принадлежащих его перу, было: «Указание пути к Царствию Небесному» (36). Находясь в Москве, отец Иннокентий учредил Православное Миссионерское Общество, которое в течение девяти лет под его руководством достигло больших успехов. Умер он в 1879 году.

Подвижничество на поприще православия, которому отец Иннокентий отдал без малого полвека, не осталось забытым. По просьбе Американской Автокефальной Церкви 6 октября 1977 года решением Священного Синода митрополит Иннокентий, святитель Московский и апостол Америки и Сибири, был причислен к лику святых Русской Православной Церкви (37).

ПРИМЕЧАНИЯ

Глава I

1. Словарь исторический о святых, прославленных в Российской церк­ви, и о некоторых подвижниках благочестия, местно чтимых. Изд. 2-е. — СПб., 1862. — С. 51—52.
2. С. М. Соловьев. Взгляд на историю установления государственного порядка в России до Петра Великого// С. М. Соловьев. Чтения и расска­зы по истории России. — М., 1990. — С. 193.
3. Л. А. Преображенский. О православной церкви в истории России XVII века// Православная церковь в истории России. (Спецкурс лекций для аспирантов АОН). — М., 1991. — С. 93.
4. А. Мень. Религия, культ личности и секулярное государство (Замет­ки историка религии)// На пути к свободе совести.: Сб. статей. — М.,1989. — С. 101 — 102.
5. В. А. Тураев. И на той Улье реке...— Хабаровск, 1990. — С. 171.
6. Е. С. Шишигин. Распространение христианства в Якутии. — Якутск, 1991. — С. 33.
7. Там же. — С. 48.
8. С. П. Крашенинников. Описание земли Камчатки. — М., 1948. — С. 250.
9. Цнт. по: Б. П. Полевой. Первооткрыватели Курильских островов. — Южно-Сахалинск. 1982. — С. 48.
10. А.В.Ефимов. Из истории русских экспедиций на Тихом океане.: Первая половина XVIII века. — М., 1948. — С. 87.
11. Б. П. Полевой. Указ. соч. — С. 49.
12. С. П. Крашенинников. Указ. соч. — С. 265.
13. А. Полонский. Курилы. — СПб, 1871. — С. 18—19.
14. Там же. — С. 54.
15. Записки флота капитана Головкина о приключениях его в плену у японцев в 1811, 1812 и 1813 годах, с приобщением замечаний его о японском государстве и народе. — Хабаровск, 1972. — С. 87.
16. Русские экспедиции по изучению северной части Тихого океана во второй половине XVIII в.: Сб. документов. — М., 1989. — С. 182.
17. В. М. Головнин. Путешествие на шлюпе «Диана» из Кронштадта в Камчатку, совершенное под начальством флота лейтенанта Головнина в 1807—1811 годах. — М., 1961. — С. 430.
18. В. А. Римский-Корсаков. Случаи и заметки на винтовой шхуне «Восток» (из воспоминаний командира)// Морской сборник. – 1858.- № 12. — Неофиц. отдел.
19. В. Берх. Летопись крушений и пожаров судов русского флота от начала его по 1853 год. — СПб., 1855; он же. Хронологическая история открытия Алеутских островов или подвиги российского купечества. - СПб., 1823.
20. Русские экспедиции по изучению северной части Тихого океана в первой половине XVIII века.: Сб. документов. — М., 1984 — С. 187.
21. В. А. Римский-Корсаков. Балтика — Амур. — Хабаровск, 1980. - С. 59.
22. Н. В. Буссе. Остров Сахалин и экспедиция 1853—51 гг. — СПб., 1872. — С. 28.
23. Там же. — С. 20.
24. И. Барсуков. Иннокентий.: Митрополит Московский и Коломен­ский по его сочинениям, письмам и рассказам современников. — М., 1883. — С. 409.
25. Там же. — С. 424.
26. А. П.Окладников. От Анги до Уналашки: удивительная судьба Ивана Попова// Вопросы истории. — 1976. — № 6. С. 122—123.
27. Там же. — С. 127.
28. А. И. Алексеев. Освоение русскими людьми Дальнего Востока и Русской Америки. — М., 1982. — С. 168—169.
29. Деяние Священного Синода 6 октября 1977 года// Журнал Мос­ковской Патриархии. — 1978. — № 1. — С. 4.
30. И. Барсуков. Указ. соч. — С. 265.
31. Там же. — С. 283—284.
32. Там же. — С. 436—438.
33. Цит. по: А. П. Окладников. Указ. соч. — С. 129.
34. Деяние Священного Синода 6 октября 1977 года... — С. 5.
35. Амурская область.: Опыт энциклопедического словаря. — Благо­вещенск. 1989. — С. 192.
36. Полный православный богословский энциклопедический словарь, — Т. 1. — СПб., б. г. — Ст. 945.
37. Причисление к лику святых апостола Северной Америки и Сибири митрополита Московского и Коломенского Иннокентия (Вениаминова)// [Журнал Московской Патриархии. — 1977. — № 12. — С. 3.

Источник: сайт Свято-Покровского мужского монастыря